Как я писала курсовик
Sep. 12th, 2008 01:16 amНе знаю, как сейчас, а в старые добрые времена специализация - в первом приближении: литературоведы vs лингвисты - начиналась только на третьем курсе с соответствующего семинара, или просеминара, не помню уж, успешное окончание которого знаменовалось курсовой работой. Вот я и выбрала литературоведение (может, и попала пальцем в небо, да чего уж теперь), и стала посещать.
Преподавательница наша оказалась божьим одуванчиком, причем изрядно засушенным. Это вообще-то не имело ничего общего с филологией, это было литературоведение в худшем смысле этого слова, что-то навроде искусствоведения (этим словом пользуются антропологи, когда хотят обругать работы друг друга). Смутно понимая, что так преподавать категорически нельзя, я, не жалея сил, всячески расцвечивала наши занятия - то веселой шуткой, то метким словцом, то остроумным замечанием. И, поскольку намерения мои были благи и чисты, я даже не заметила, что нажила себе врага в лице преподавательницы, которая, казалось бы, должна была быть мне благодарна. Выяснилось это, когда я принесла курсовик. Наш божий одуванчик в целом отнесся к моему труду благосклонно, но непреклонно заявил, что работа не принята и ее следует переписать. Дескать, темасисек не раскрыта.
Надо сказать, что компьютеры тогда, конечно, кое-где и были, но оставались редким зверем, а уж ноутбуков вовсе не водилось тогда. И уж точно не в детской Публичке. То есть все это писалось от руки на листах формата А4. Зато и переписать - был труд. Я, конечно, переписала. Я просто взяла и переписала начисто, слово в слово, свой труд, местами состоящий из врезок и подклеек (что дозволялось правилами). Он стал чистенький и красивенький, без врезок и подклеек. Ромашка кивнула повеселевшей головой, сказала, что, ну вот, уже значительно лучше... и велела снова переписать.
Надо сказать, что я всегда читала в душах людей, как в открытых книгах. Ну ладно, не всегда. Ну, если честно, иногда я читаю в душах некоторых людей, как в открытых книгах. И тут я ясно прочла, что от меня требуется лишь одно - чтобы я, подобно героям "Кондуита и Швамбрании", еще раз поупражнялась в чистописании. Я так и сделала, опять, само собой, не изменив ни слова. Тетенька совсем расцвела и поставила мне то ли четыре, то ли пять баллов.
Вот сейчас изложила всю историю и самой странно - ну что тут такого? А мне тогда было очень сложно дойти до мысли, что на третьем курсе университета преподаватель озабочен только лишь тем, чтобы улучшить мой почерк. И я тогда страшно гордилась, что таки догадалась и сделала все как надо.
Преподавательница наша оказалась божьим одуванчиком, причем изрядно засушенным. Это вообще-то не имело ничего общего с филологией, это было литературоведение в худшем смысле этого слова, что-то навроде искусствоведения (этим словом пользуются антропологи, когда хотят обругать работы друг друга). Смутно понимая, что так преподавать категорически нельзя, я, не жалея сил, всячески расцвечивала наши занятия - то веселой шуткой, то метким словцом, то остроумным замечанием. И, поскольку намерения мои были благи и чисты, я даже не заметила, что нажила себе врага в лице преподавательницы, которая, казалось бы, должна была быть мне благодарна. Выяснилось это, когда я принесла курсовик. Наш божий одуванчик в целом отнесся к моему труду благосклонно, но непреклонно заявил, что работа не принята и ее следует переписать. Дескать, тема
Надо сказать, что компьютеры тогда, конечно, кое-где и были, но оставались редким зверем, а уж ноутбуков вовсе не водилось тогда. И уж точно не в детской Публичке. То есть все это писалось от руки на листах формата А4. Зато и переписать - был труд. Я, конечно, переписала. Я просто взяла и переписала начисто, слово в слово, свой труд, местами состоящий из врезок и подклеек (что дозволялось правилами). Он стал чистенький и красивенький, без врезок и подклеек. Ромашка кивнула повеселевшей головой, сказала, что, ну вот, уже значительно лучше... и велела снова переписать.
Надо сказать, что я всегда читала в душах людей, как в открытых книгах. Ну ладно, не всегда. Ну, если честно, иногда я читаю в душах некоторых людей, как в открытых книгах. И тут я ясно прочла, что от меня требуется лишь одно - чтобы я, подобно героям "Кондуита и Швамбрании", еще раз поупражнялась в чистописании. Я так и сделала, опять, само собой, не изменив ни слова. Тетенька совсем расцвела и поставила мне то ли четыре, то ли пять баллов.
Вот сейчас изложила всю историю и самой странно - ну что тут такого? А мне тогда было очень сложно дойти до мысли, что на третьем курсе университета преподаватель озабочен только лишь тем, чтобы улучшить мой почерк. И я тогда страшно гордилась, что таки догадалась и сделала все как надо.